Завершен
Комплексная помощь женщинам без определенного места жительства освободившимся из МПС Пермского края.
Завершен
Профилактика правонарушений в Пермском крае через осуществление общественного контроля членами ОНК и ресоциализацию освободившихся из мест принудительного содержания через социальное сопровождение
Завершен
Организационное и кадровое развитие Общественной наблюдательной комиссии за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания Пермского края
Чем могу помочь?
Оформите регулярное пожертвование и мы превратим ваше желание в добрые дела.
ГУФСИН РОССИИ ПО ПЕРМСКОМУ КРАЮ
Уполномоченный по правам человека в Пермском крае
Пермский краевой центр по профилактике и борьбе со СПИД и инфекционными заболеваниями
ЧЕРДЫНСКИЕ ТУПИКИ
http://pgpalata.ru/reaction/0075
Мчала меня машина, сосны сменяли ели, и надвигался Север, жалящий паутами. И приближался город – место купцов и храмов, изгнанного поэта, камня, который помнит жреческий пляс вогулов. Имя городу – Чердынь.
В центре – библиотека, там я расположился слушать простые речи. В них остывшие трубы и замерзают люди, злая зима сжигает мрамором их квартиры. Они убегают в пледы, ломятся сквозь пороги, ищут немного правды, но получают стужу. У женщины, что пришла, и рассказала ужас (словно бы это данность), белый замёрз котенок. Он застыл под кроватью, и, пришагав с работы, она кота сыскала, и унесла в сугробы. Вопрос её – «Что мне делать? Зима не за горами» – крутил во мне ответы общие и пустые. Хотел предложить борьбу, потом – одно терпенье, позже – податься вон, в итоге вышла жалость. И ею я поделился, словно хлебною коркой, бедность моя и слабость звенели в ушах при этом.
Вскоре пришла старушка с кипою документов, инсульт плясал на пальцах и голос дрожал схоже. Её переселяли из родного дома, который аварийный, в «домишко гниловатый», где жить она не сможет. Эксперты в нём бывали зимою шибко снежной, они ходили рядом и на чердак взбирались. Теперь суда решеньем старушку обрекают на дом не милый сердцу и старость горемыки. И вновь бегут ответы, найдите, мол, экспертов, пускай приедут летом, бог даст, увидят правду. И с этой самой правдой идите в суд, быть может дом всё-таки починят, и вы с ним породнитесь. Всё получилось горько, эксперты стоят денег, примерно тысяч сорок, а их уж точно нету.
Поздней, за чашкой кофе, я погрузился в думы, и тут же Чернышевский под дых мне дал вопросом. А на стене, высоко, над всем, что здесь творилось, висел портрет поэта Осипа Мандельштама.
Мчала меня машина, сосны сменяли ели, и надвигался Север, жалящий паутами. И приближался город – место купцов и храмов, изгнанного поэта, камня, который помнит жреческий пляс вогулов. Имя городу – Чердынь.
В центре – библиотека, там я расположился слушать простые речи. В них остывшие трубы и замерзают люди, злая зима сжигает мрамором их квартиры. Они убегают в пледы, ломятся сквозь пороги, ищут немного правды, но получают стужу. У женщины, что пришла, и рассказала ужас (словно бы это данность), белый замёрз котенок. Он застыл под кроватью, и, пришагав с работы, она кота сыскала, и унесла в сугробы. Вопрос её – «Что мне делать? Зима не за горами» – крутил во мне ответы общие и пустые. Хотел предложить борьбу, потом – одно терпенье, позже – податься вон, в итоге вышла жалость. И ею я поделился, словно хлебною коркой, бедность моя и слабость звенели в ушах при этом.
Вскоре пришла старушка с кипою документов, инсульт плясал на пальцах и голос дрожал схоже. Её переселяли из родного дома, который аварийный, в «домишко гниловатый», где жить она не сможет. Эксперты в нём бывали зимою шибко снежной, они ходили рядом и на чердак взбирались. Теперь суда решеньем старушку обрекают на дом не милый сердцу и старость горемыки. И вновь бегут ответы, найдите, мол, экспертов, пускай приедут летом, бог даст, увидят правду. И с этой самой правдой идите в суд, быть может дом всё-таки починят, и вы с ним породнитесь. Всё получилось горько, эксперты стоят денег, примерно тысяч сорок, а их уж точно нету.
Поздней, за чашкой кофе, я погрузился в думы, и тут же Чернышевский под дых мне дал вопросом. А на стене, высоко, над всем, что здесь творилось, висел портрет поэта Осипа Мандельштама.
